"He described his melancholy feelings in the go-go place last night, his intuition that self-aggrandizement and entrepreneurial energy were what made the world go and that slogans and movements to the contrary were evil dreams, evil in that they distracted people from particular, concrete realities, whence all goodness and effectiveness derive. He was Aristotelian and not a Platonist. Write him down, if he must write him down as something, as disbeliever; he disbelieved in the Pope, in the Kremlin, in the Vietcong, in the American eagle, in astrology, Arthur Schlesinger, Eldridge Cleaver, Senator Eastland, and Eastman Kodak. Nor did he believe overmuch in his disbelief. He thought intelligence a function of the individual and that groups of persons were intelligent in inverse proportion to their size. Nations had the brains of an amoeba whereas a committee approached the condition of a trainable moron. He believed, if this tape recorder must know, in the goodness of something vs. nothing, in the dignity of the inanimate, the intricacy of the animate, the beauty of the average woman, and the common sense of the average man.
(...)
The unreality had swept in. It was his fault; he had wanted to be noticed, to be praised. He had wanted to be a man in the world, a "writer". For his punishment they had made from the sticks and mud of his words a coarse large doll to question and torment, which would not have mattered except that he was tapped inside the doll, shared a name and bank account with it. And the life that touched and brushed other people, that played across them like a saving breeze, could not break through the crust to him. He was (...) too alone."
John Updike. "Bech: a book"Мой (достаточно небрежный) перевод:
Он описал свои меланхоличные чувства, испытанные прошлой ночью в эротическом клубе, свою интуитивную догадку, что самообогащение и энергия деятельности - это те составляющие, которые двигают мир и, наоборот, слоганы и движения, - это зловещие выдумки, зловещие в том, что отвлекают людей от частных, основополагающих реалий, необходимых для благ и эффективности. Он последователь Аристотеля, а не Платона. Запишите его, если его необходимо записать в определенную категорию, как неверующего; он не верил в Папу, Кремль, Вьетконг, Американского орла, астрологию, Артура Шлезингера, Элдриджа Кливера, Сенатора Истленда и Истмен Кодак. При этом он не слишком верил в свое неверие. По его мнению, интеллект - это функция индивидуумов и группы людей обладают интеллектом, обратно пропорциональным их размеру. Нации имеют мозги амебы, тогда как комитеты могут приближаться к уровню обучаемого дурака. Он верил, если лента этого магнитофона должна это знать, в благо чего-нибудь в противовес ничему, достоинство неживого, сложность живого, красоту обычной женщины и рациональность обычного мужчины.
(...)
Нереальность вступила в свои права. В этом была его ошибка, он хотел быть замеченным, быть осыпанным похвалой. Он хотел стать большим человеком, Писателем. В наказание, из палок и грязи его слов они создали большую куклу, годную для вопросов и мучений, которая не имела бы никакого значения, если бы только он не был заключен в ней сам, вместе со своими именем и банковским счетом. И жизнь, которая касалась и ласкала других людей, которая играла с ними как спасительный бриз, не могла достигнуть его через корку. Он был... слишком одинок.
Джон Апдайк. "Беч. Книга"
